Его волшебный голос и «Кони в яблоках» сводили с ума миллионы женщин. Спустя 30 лет волшебство голоса никуда не ушло и он звучит также чисто, как и тогда. В гостях у «Жизни» певец и композитор Виктор Салтыков.
– Вы родились в Ленинграде. Кто-то считает город культурной столицей, кто-то криминальной. А для Вас Ленинград какой?
– Мне кажется, что такие регионы, как Сибирь и Урал, намного криминальнее Питера.
Потому что там живут более суровые люди. Я же вырос в прекрасной атмосфере, очень люблю Питер и запомнил его только с лучшей стороны.
Возможно, там не такие предприимчивые люди, как в Москве, но хуже город это не делает. В Питере всегда была своя культура, и мне это нравится.
Те люди, которые приезжали из разных регионов страны, они невольно становились ленинградцами, буквально за 5 лет. Все впитывали эту культуру, менялась речь, менялись отношения и даже внешний вид менялся.
– Вам сложно было переехать в Москву?
– Очень. Отслужив в армии, я понял, что в Москве люди совершенно другие. В Москве много цинизма, а я к такому не привык. Я привыкал лет десять, и меня всё время тянуло обратно.
– А что было самым сложным в Москве?
– Понимаете, в Москве даже отношения между мужчиной и женщиной строятся по-другому. Это я говорю по своим старым впечатлениям.
– Ваши близкие пережили блокаду, что рассказывали об этом?
– Отец сбежал на фронт, а мать с тётей остались. Мама рассказывала, как хоронили близких и заворачивали тела, ужасно страшное время.
Маме было 18 лет, и ей повезло – какой-то сосед пристроил её на хлебозавод. И она там могла съесть лишний кусок хотя бы. Поэтому ей удалось выжить.
– В Вашем детстве что могла позволить Ваша семья?
– У нас тётушка была очень гостеприимной. Она работала зам. производства при правительстве Ленинграда в очень блатной столовой. Видела и Хрущёва, и Фиделя Кастро, и первого секретаря Романова.
К ней даже приезжали на машине, когда были значимые приёмы. Ну и, естественно, у нас была еда, которая была не у каждого. Палтус, икра чёрная, она вообще была у нас всегда, ну и другие вкусности, которых в простых магазинах никогда не было.
Все мои друзья приходили ко мне, открывали холодильник и ели. А я, наоборот, смотреть уже не мог на чёрную икру. Когда я ходил к друзьям, я ел у них докторскую колбасу, которой у меня дома не было.
Потому что тётя считала, что это вообще не еда. Короче, за счёт тёти мы неплохо и жили, мясо всегда было.
– А соседи не завидовали? Вы же в коммуналке жили?
– Тогда никто никому не завидовал. Тётя очень любила людей и всегда всех угощала, ей было не жалко, была добрейшей души человек. Часто устраивали застолья.
Могу сказать точно, что война поменяла людей в лучшую сторону. Потому что люди тех времён были более сплочённые.
– Какая у Вас была комната?
– У нас было две комнаты в разных концах коммуналки. Тётушка жила в одной, а мы с мамой и папой – в другой. Как-то я приехал в эту квартиру, но там уже выкупили весь этаж и жили совсем другие люди.
– Почему тётушка жила вместе с вами?
– Она вышла замуж, началась война, и она потеряла своего близкого человека. Поэтому всю заботу она решила отдать мне. Не побоюсь сказать, что и маму, и тётушку я любил одинаково.
– Женское воспитание что из себя представляет?
– Всё воспитание я получил от отца до 13 лет, он меня научил многому. Некоторые отцы и за 50 лет такому не научат. Кататься на коньках, велосипеде, крутить гайки, делать что-то по дому, никогда не проходить мимо беды и всегда помогать людям.
Папа был очень умным человеком, очень много читал, мог всё сделать по дому, у него были золотые руки. К нам часто приходили соседи и спрашивали, как что-то починить или исправить, и папа всегда помогал.
У него с тёткой были очень хорошие отношения, она даже могла спрятать его заначку, чтобы мать не увидела. А ещё мне запомнилось, как он ставил меня на стул и заставлял петь. Он с самого моего детства знал, что я буду петь.
– А Вы помните, когда его не стало?
– Я не могу сказать, что отец был пьющим человеком, но порой мог напиться. И мне кажется, что именно это повлияло на его уход с работы.
Он стал ездить по командировкам. Мать не разрешала пить дома. Поэтому он собирался с друзьями в гараже либо уходил к друзьям. Это было 7 ноября, как сейчас помню, позвонил телефон, я сразу же почувствовал какую-то тревогу.
Мать подбежала и начала говорить дрожащим голосом. Тогда она мне и сказала, что у нас погиб папа. Когда он последний раз улетал в командировку, я его впервые проводил. И на трапе у нас с ним состоялся последний разговор. Хоронили отца в мой день рождения – 22 ноября.
– Долго приходили в себя?
– Я начал понимать лишь со временем, что отца нет. До этого я думал, что он ещё есть. Наверное, тогда я просто не созрел для полного понимания.
Я же его мог не видеть и месяц, и два из-за его вечных командировок, он приезжал и уезжал. Последние годы у них с матерью были серьёзные скандалы, и я был между этими скандалами, то бежал к отцу, чтобы его успокоить, то к маме. Для матери любой отъезд отца в командировку был каким-то облегчением.
– Изменились ли Ваши отношения с матерью?
– Нет, мы жили, как и раньше. Тётя ей порой делала замечания о том, как она неправильно вела себя со своим мужем, и говорила, что нужно поступать по-другому, но мать не прислушивалась.
Сейчас я уверен, что мы должны прислушиваться к советам близким, особенно старших людей. Потому что, возможно, всё было бы иначе.
– Когда ушла тётушка?
– В 1985-м, а мама в 1996-м. Мать оставалась одна, я уже начал гастролировать, и у неё начались психические расстройства. У матери были очень серьёзные отклонения, и все это видели – и я, и наши родственники.
Мать попала в больницу со шизофренией и лет десять мучилась. Будучи артистом, когда у меня уже была своя личная жизнь, мы хотели с моей будущей женой перевести её в Москву, но мать сломала шейку бедра, и через два месяца её не стало…
– А за ней ухаживал кто-то?
– Конечно, все родственники. Я звонил братьям и сёстрам и просил помощи. Её все посещали, так как все жили в одном районе.
– Вы в школьные годы фарцевали жвачкой, как так получилось?
– Моя тётушка была такого социалистического воспитания и считала жвачку вообще чем-то ужасным. И как-то раз перед Днём Победы мы с ребятами разносили подарочные открытки ветеранам.
Попали в квартиру какого-то генерала, где нам налили чаю, угостили тортиком и напоследок дали две жвачки. Мы показали их друзьям, которых и осенило, что на этом можно зарабатывать.
Уже через месяц все мои одноклассники жевали иностранную жвачку. А через какое-то время и я присоединился к этому движению и тоже начал выпрашивать жвачки. А все залежи начал прятать в чемоданчике. Потом тётя нашла этот чемодан, и я отгрёб от неё по полной.
– А как Вы выпрашивали эти жвачки?
– Просто подходили к туристам из зарубежья и просили. Меня очень любили финны, так как я был белобрысый. Но я на этих жвачках никак не зарабатывал, просто раздавал ребятам, а девчонки тогда вообще были все мои.
А вот одноклассник мой продавал их по 15 копеек. Ещё в школе часто играли в трясучку на переменах – это такая игра на мелочь. Я часто выигрывал и деньги мог потратить на сладости, на соки и мороженое. Я ни на что не копил, потому что на тот момент было не на что копить.
– А бутылки сдавали?
– Конечно, с них тоже зарабатывали. Мать говорила: «Если ты сдашь бутылки, то на полученные деньги можешь купить талоны на завтрак или обед».
– А за что Вас исключили из пионеров?
– За фарцовку и исключили. Я попался в руки курсантов, и они выбрили мне волосы посередине. А это было как клеймо. Поэтому я сразу побежал в парикмахерскую и побрился налысо за 7 копеек.
Родителей вызывали в школу, проводили воспитательную беседу, нас как-то принижали. Но запретный плод всегда сладок, поэтому мы всё равно втихаря занимались фарцой. Со временем, конечно, уже сам созреваешь и понимаешь, что этим заниматься плохо.
– Срочную службу Вы отслужили в ГДР, помните свои ощущения?
– Для меня это был праздник, потому что я никогда не был за границей.
– Что поразило больше всего?
– Вышколенность улиц и правильно выстроенные здания.
– А правда, что в ГДР все солдаты скидывались дембелям, чтобы они могли закупиться?
– Бывало, когда старые солдаты несправедливо относились к молодым. Но со мной такого не случалось. Я никогда никого не унижал, но требовал, чтобы было всё правильно, по уставу, чинно и красиво.
– Самый идиотский случай из армейской жизни?
– Никогда не забуду, когда у нас в учебке затопило подвал и мы три дня разгребали его. Там был настоящий бассейн из фекалий, и мы в масках во всём этом копались. Вот такая была школа жизни.
– Чем Вы прикупались на дембель?
– Джинсы, это были мои первые джинсы, ботинки на каблуках, это было очень модно, красивую кофту и маме какие-то подарки. Тогда в Советском Союзе не хватало всех этих вещей.
