«Кто нашел в земле крест, в нее и уйдёт!», – гласит одно из самых расхожих суеверий. А с чего бы вдруг? Людям свойственно терять и находить вещи.
Но невежественный ум, движимой страхами или страстями, выстраивает бесхитростные логические цепочки: нашел крестик – скоро похоронят, нашел деньги – значит, разбогатеешь – и так далее. К счастью, всё это весьма далеко от истины.
Иеромонах Нектарий (Морозов) говорил: «Когда перед человеком стоит вопрос, как жить дальше, какой путь избрать, всегда есть очень хороший способ узнать это.
Сказать: «Господи, я не хочу того, что угодно мне, что угодно другим людям — я хочу только того, что угодно Тебе». И если человек, понимая, что Господь в ответ на эту молитву может всю его жизнь, которую он до этого строил…».
Может, это так Бог со мной разговаривает, посылает мне сообщение? – думает человек. Действительно, посылает – вернее, спрашивает, желает знать, как мы отнесемся к святыне. Ведь для христианина крест – орудие спасения: распятый на нём, воскрес Христос Господь.
Христианин носит крест, чая и сам воскреснуть из мертвых в должное время. Символ креста сопровождает верующего всю жизнь – в храме, дома, на улицах.
И на могиле крест ставится именно как символ надежды на грядущее воскресение человека, и никак иначе. А для неверующего или невежественного человека крест – нечто, связанное исключительно со смертью и похоронами; воскресение, спасение – непонятные для него, совершенно абстрактные понятия. Отсюда и суеверие.
Конечно, закоренелый материалист отклонил бы даже эти чувства как не более чем вежливое выражение эмоциональной обеспокоенности.
Во всем этом есть два основных соображения. Первое — являются ли мысли, речь, слова и идеи изначально превосходными и более «духовными», чем окропление святой водой, помазание маслом и другие физические проявления религиозной веры.
Второе — оказывают ли наши мысли и действия причинно-следственное влияние на результаты. Молимся ли мы, чтобы сделать мир лучше?
Первая проблема довольно прямолинейна. Нет существенной разницы между «мыслями» и «действиями». Произнесение слов благословения или молитвы над группой путешественников ничем принципиально не отличается от окропления их водой.
Правдой здесь является то, что люди — просто и неизбежно материальные существа. Мы воображаем, что мысль каким-то образом нематериальна.
То есть у нас есть образ мысли, которая каким-то образом нематериальна, поскольку мы не можем себе представить, что электричество и химические вещества, взаимодействующие с биологическими нейронами, могут восприниматься как идеи. И все же они таковыми являются. Мы не видим чуда, которым является наше физическое существование.
Тревожный аспект нашей материальности заключается в том, что она столь очевидно непостоянна. Мы не только подвержены травмам и болезням, но когда все сказано и сделано, мы умираем.
И мы не только умираем, наша материальность растворяется. Каждая мысль, чувство, воспоминание, все чудо нашего физического и нейронного существования просто останавливается и превращается в пыль.
Мы жаждем какой-то уверенности в том, что смерть и распад — это не конец того, кем мы являемся. Неужели тот человек, которого я любил, ушел и потерян навсегда?
Наша вера говорит нам о душе. Иногда ее правильно переводят как «жизнь». Существует стремление говорить о душе как о нематериальной и не подверженной той же смерти и распаду, что и тело, и, более того, сделать ее хранилищем надежд и воспоминаний — нашей личности. И поэтому смерть тела некоторые считают несущественной. Душа — это все.
Но это позорит материальную природу нашего существования и помещает все, что реально и истинно и достойно сохранения, в нематериальность, которая каким-то образом безопасна. Честно говоря, это быстро начинает менять саму природу христианской веры и превращается в эрзац-веру ложного комфорта.
Тело, наша материальность, очень наглядно раскрывает истину нашего существования. Оно временно, хрупко, подвержено смерти и разложению. В теологических терминах мы говорим, что оно «зависит».
Нет ничего в том, кем или чем мы являемся, что было бы изначально вечным или бессмертным. Вместо этого нам говорят: «Души праведных в руках Бога».
Мы поем: «Только Ты бессмертен». Все, чем мы являемся помимо растворенной материальности пыли, того, что мы называем душой, находится в руках Бога. Это полностью зависит от Его безвозмездной доброты. Оно столь же хрупко и непостоянно, как наша плоть. Мы неизбежно контингентны.
Но это было и уже верно для нашей материальной жизни в настоящий момент. Это глупое воображение, которое создает безопасность и гарантию в нерушимом «духовном» существовании. Наша материальность раскрывает истину нашего контингентного существования.
Правда, в том, что у меня больше общего с буханкой хлеба, чем с каким-то воображаемым эфирным существованием. Моя жизнь, столь чудесная, вряд ли нуждается в объяснении, выходящем за рамки ее материальности. Конечно, есть вопрос сознания, которому нельзя дать никакого материального объяснения.
Но сознание следует рассматривать как чудо нашей материальности, а не как аргумент против него. Бог, который стал человеком, стал материальным человеком.
Он жил материальной жизнью и умер материальной смертью. Вечная, непреходящая заповедь, которую Он дал в ночь перед смертью, была материальным событием. Он взял хлеб, благословил его, преломил и дал, сказав: «Примите, ешьте». Он не сказал: «Примите, подумайте».
Он действительно сказал: «Творите это в Мое воспоминание». Но Он сказал: «Делайте это!» А не «Подумайте об этом». Еда — это воспоминание!
Хлеб, вода, вино, масло, воск, благовония, краска, дерево, прикосновение, обоняние, поклоны, кресты, дыхание — вот примеры того, как мы существуем.
Они принадлежат к собственному миру нашего существования и к тому, с которым Слово соединилось. Те, кто воображает, что идеи и слова каким-то образом освобождены от материальности, работают по модели, отличной от христианской. Идея не менее материальна, чем хлеб, а хлеб не менее духовен, чем идея. И он вкуснее.
Старец — схиамандрит Ианникий отвечает на вопрос «Как молиться Ангелу-хранителю?»: «Еще в постели, с утра, призывайте, молитесь — Ангелу-хранителю: 50 раз «Святый Ангеле Божий, хранителю мой, моли Бога о мне». На десятке: Святый Ангеле Божий, хранителю мой, наставь и вразуми меня». В этот день…».
Помогают ли молитвы самолетам летать, довольно прост. Они этого не делают. Мы не молимся, не благословляем и т. д., чтобы заставить что-то произойти.
Мы делаем это, чтобы объединить себя со Христом и объединить наш мир, нашу поездку, нашего ребенка, все наше материальное существование с волей доброго Бога, который один поддерживает все вещи в их бытии.
Будет задан вопрос: «Тогда зачем молиться или благословлять?» Мы молимся и благословляем, потому что добрый Бог поддерживает все вещи в их бытии.
Молитвы и благословения — это звуки и действия материального мира, отдающего себя в руки доброго Бога, который один поддерживает все вещи в их бытии.
